Помните, я уже говорил, что один Кардинал разбудил Люца? Ну, так вот. Гад так и не лёг спать. Более того, парниша стал слишком много думать. Вообще, его следовало бы пожалеть. Жертва обстоятельств, пострадавшая за свою доброту... На веки веков лишённый сочувствия, любви и понимания. У бедняги всё очень паршиво, если задуматься.
Из 4052 входящих писем... 2580 написаны Мари. Из этих 2580 писем... 800 начирканы за последние две недели. 800. За 14 дней. Внезапно. Однако, ну и трепло же мы.
Что ж, господа, сушите якоря и меряйте судьбу на километры. Хочу сказать вам, нас приговорят, кого при жизни, а кого посмертно, за мнимое геройство, пьяный дух и горький привкус кутежа и чада. По пять галет положат за еду, и этому мы с вами будем рады. Ну а пока в карманах серебро и кружева с манжет не обтрепались, как альбатроса к скалам гонит гром, так нас к чужой земле погонит парус. А кто еще не проложил маршрут, тому давно пора поторопиться. Я карту приложу к карандашу, и он по ней помчится, словно птица. Как мой приятель, дай ему Господь дороги легкой за счастливый выбор. И я надеюсь, золотую плоть на дне морском не обглодают рыбы.
У меня был приятель, по имени Патрик О'Флинн, он с зеленого острова отплыл с вечерним приливом. И морская волна, звонких песен полна, унесла его неторопливо к берегам в Новый Свет, к золотистой листве. Незнакомой, и это тревожит... Патрик плыл много дней. Преломляясь на дне, солнце золотом жгло его кожу. Он вернулся спустя год и пятеро лун, золоченый по самое сердце. И бродил по песку, разгоняя тоску, хоть привез грузы шелка и перца — тридцать восемь судов. И ему средь садов улыбаются девы призывно. Но как спустится ночь — он торопится прочь. К звонким песням просоленной зыби. За стаканом вина он мне так говорил, снаряжаясь однажды в дорогу. - Отправляясь в туман от родимой земли, я взывал жарко к Господу Богу — коль не сгину в пути, так открою трактир, на него заработаю денег. Чуть не помер в грозу... А нашел бирюзу, обсыпающую новый день и два десятка горстей золотого песка — его солнце на волны ссыпает. И в обносках тряпья был я счастливо пьян окружающими чудесами. Что мне перец и шелк, я не к этому шел, и по счастью что вовремя понял. Завтра вновь в новый путь — и проложат мне путь по волне белопенные кони.
Что ж, господа, за бездну всяких дел нам рассчитаться предстоит не скоро — а стало быть дорога за предел почти что данность, не предмет для спора. Так что теперь — гадать на все ветра по розе, сгибам навигационной схемы? Эскадра отправляется... вчера, пока колокола и горны немы. И, господа, сушите якоря и пейте... пойте небу на просторе. Нас, так скажу, за все приговорят. Или уже приговорили. Морем.