[Отто Бюнц]

22.10.2017 в 11:12

Пишет  juliettehasagun:

Нашего артера не один раз за битву пнули, что он, мерзавец такой, притаскивает пленэры. Ну, я человек крепкий. Мне хватало сил стоять между ним и дураками со словами: единственный способ написать хорошую историю - это срисовать ее с натуры, и другого способа - нет. Так что он продолжал носить хорошие арты.
А я продолжаю считать, что лучшая история - невыдуманная

Название: Дерзость
Размер: драббл, 993 слова
Пейринг/Персонажи: Отто Бюнц, Пауль Бюнц, Руперт фок Фельсенбург
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Краткое содержание: Руперт фок Фельсенбург нарушает режим.
Примечание/Предупреждения: модерн!АУ, иллюстрация "Секрет", автор дракуля 31

Любимый бар Пауля Бюнца в Ротфогеле называется «Мотор». Потому что судьба — это штука посильнее Святого Торстена, думает его брат Отто. По стенам в баре развешаны автодетали, пережившие владельцев, пахнет жареным мясом, на небольшом подиуме настраивается группа. Пара резковатых аккордов, Отто морщится и подносит руку к виску. Гитарист странно знакомым голосом командует: «На мониторы!», Отто начинает говорить: «А другого нет какого-нибудь места...», и тогда парень поднимает голову, испуганно и отчаянно вглядываясь в его лицо. Динамики резко начинают шипеть. «Отлично, — с мрачным сарказмом думает Отто, — вот это вот то, что надо». Пауль пытается схватить его за руку, но Отто небрежно сбрасывает ладонь брата и выходит на улицу, кивком головы указав гитаристу на дверь.

От солнца осталась оранжевая полоса на все небо, горизонт у воды начинает смазываться. Воздух весь — сирень и сырость, негромко гудят комары.
Парень выходит следом за ним и останавливается позади. Отто молчит, курит и ждет. Парень молчит и, кажется, даже не дышит.

— Курсант фок Фельсенбург, — с удовольствием выдыхая дым, произносит наконец Отто.

— Капитан Бюнц, — немедленно отзывается тот.

«Наглый, — жмурясь от закатного света, думает Бюнц. — Хорош внук у Железной Элизы. Хорош».

— Вам известно, что Устав училища запрещает нахождение вне его территории после отбоя?

— Известно, господин капитан.

— Назовите мне причину нарушения вами Устава!

Тишина. Стрекот кузнечиков, далекий гул работающего днем и ночью грузового порта. Отто наклоняется к своему мотоциклу, достает запасной шлем и, не глядя, швыряет его за спину. Громкий выдох, хлопок соприкоснувшихся с пластиком ладоней... и Отто едва успевает перехватить полетевший обратно шлем.

— Каких тварей! Фельсенбург!

— У нас с ребятами концерт. Я остаюсь. Благодарю за предложение помощи, капитан.

— Да Шнееталь с тебя три шкуры спустит, если заметят, дурак!

— Капитан, а по какой причине вы находитесь вне стен училища после отбоя?

Бюнц делает два шага и стоит теперь близко-близко, едва не касаясь его груди. Мальчишка бледнеет, но остается на месте, прямой и напряженный, как готовая зазвенеть струна. Бюнц рассматривает его долго-долго, может, секунду, а может, две, и когда он поднимает руку, чтобы потрепать парня по щеке, тот все же шарахается в сторону. Глупо: от удара бы не ушел, а от одобрения — нелепо.

Потом Отто долго сидит над кружкой горького темного эля и иногда мотает головой, чтобы не заснуть под монотонное гудение голосов: «... а вилка была с регулировкой сжатия... ну и вот я на трассе на Хексберг... ну и у «окделлов» надорский привод клапанов, у них знаешь какое слабое место...». Музыка кажется ему бессмысленным нагромождением резких звуков.

***
Руппи вышел из бара в светлую северную ночь и прижал ладони к лицу. Щеки горели, из лопнувшего волдыря на пальце левой руки сочилась сукровица. В сумерках синий мотоцикл Бюнца казался черным. Сам Бюнц застрял в дверях, шумно и многословно прощаясь с братом. Они долго хлопали друг друга по спинам и распрощались, насколько Руппи успел услышать, раза четыре. А может, семь. Наконец Бюнц вышел из полосы света, достал сигарету. Щелкнула зажигалка с коронованным лебедем, скрипнула кожаная куртка.

— Капитан Бюнц!

— Курсант фок Фельсенбург?

Немного охрип, вроде. А не кричал и не подпевал. Даже не захлопал ни разу — Руппи из кожи вон лез, а Бюнцу хоть бы что. Не зацепило его.

— Разрешите обратиться!

Бюнц хмыкнул:

— Разрешаю.

Руппи набрал в грудь воздуха — и замолчал.
«Подвезите меня до училища»? Не такси. «Возьмите меня с собой»? С какой стати? «Прокатите меня на мотоцикле»? Не девчонка.
Бюнц молча курил. Из бара, пересмеиваясь, расходились люди.

— Спасибо, что пришли нас послушать, — выпалил Руппи. — Было очень приятно видеть вас среди любителей хорошей музыки.

Бюнц откинул голову назад и засмеялся. Все еще смеясь, он достал второй шлем и протянул его Руппи:

— Держи, гордец. Что у тебя по аэродинамике?

— «Отлично», господин капитан.

— Ну вот и посмотрим, что там за отлично. Сидишь близко ко мне, так близко, как только можешь, усек? Как будто я — твоя внезапно обретенная первая любовь. Мы с тобой — единое целое. Я наклоняюсь — ты наклоняешься. И не вздумай дергаться, разбалансируешь машину...

— Понял, господин капитан!

Бюнц коротко кивнул, надел и застегнул собственный шлем. Взревел мотор. Он похлопал по сиденью у себя за спиной. Руппи замер на мгновение, потом решительно взялся за его плечи, сел позади и поерзал, устраиваясь. Бюнц сжал его колено и подтянул еще ближе к себе, потом снял его руки с плеч и переложил себе на пояс.

— Готов?

Рев усилился, уши почти заложило. «Гайи-399» взял с места с пробуксовкой и стремительно вылетел на шоссе. Обороты двигателя выровнялись. Перед ними выскочил красивый гоночный «карваль», вильнул и сменил полосу. Бюнц резко притормозил, Руппи швырнуло ему на спину. Ухмылку ни увидеть, ни услышать было невозможно, но Руппи ее почувствовал, и тогда, помня о наставлении «мы с тобой — одно целое», он сцепил руки на животе капитана, с удовольствием чувствуя под пальцами жесткие пластины защиты.

***
Военно-морское училище в Ротфогеле стоит на берегу, и там ему, считает Отто Бюнц, самое место. С шоссе он сворачивает на грунтовку через поле, скорость резко падает. Мальчишка прилип к нему, как приклеенный. Остро и горько пахнут цветущие травы, поля сплошь розовые и белые, как мечта курсистки, цветет даже клевер. На ухабах порядком размытой дороги потряхивает, и с каждым толчком Фельсенбурга сначала бросает ему на спину, а потом он начинает медленно отползать обратно.

— Не ерзай там, — строго приказывает Отто, повернув голову. — И стекло опусти, наловишь мошкары. Ну?

Положив руку на сжимающие его пояс ладони, он запоздало соображает, что парень-то без перчаток. Давно руки отморозил, наверное.

— Ты как вообще?

— Нормально.

Ну еще бы. А сам бы ты что ответил? Ночь давно перевалила за середину, да и не бывает ночей на севере летом. В сероватом плотном воздухе носятся ласточки-береговушки. Отто глушит мотор за две улицы от училища.

— Дойдешь сам.

— Так точно, господин капитан!

Фельсенбурга слегка пошатывает. Это так со всеми, кто ездит с Отто в первый раз, а с некоторыми — и не в первый.

— Капитан Салина — ваш близкий друг? — Отто захлебывается возмущением. Сам виноват! Фельсенбург держит в руках алый шлем и внимательно рассматривает молнию. — Я никому не скажу!

Наглец. Щенок. Ну каков, а? Отто выбрасывает руку — реакции увернуться Фельсенбургу не хватает — и сгребает его за шкирку.

— Нет, мальчик, — шепчет он в самое ухо. — Это я — никому ничего не скажу. Понял?

Тот молча кивает. Над морем появляются первые розоватые полосы — встает солнце.